Т. 1. Стихотворения и поэмы Эдгара По в переводе Валерия Брюсова - По Эдгар Аллан - Страница 13
- Предыдущая
 - 13/25
 - Следующая
 
                            Изменить размер шрифта: 
                            
                                 
                                 
                                
                            
                        
 
                        
                            13
                        
                   
                        4
БЕСПОКОЙНАЯ ДОЛИНА
 Преждемирный дол здесь был,
 Где никто, никто не жил;
 Люди на войну ушли,
 Звездам вверив волю пашен,
 Чтоб в ночи, с лазурных башен,
 Тайну трав те стерегли.
 Где, лениво скрыт в тюльпаны,
 Днем спал солнца луч багряный.
 Видит каждый путник ныне:
 Нет покоя в той пустыне.
 Все — в движеньи, все — дрожит,
 Кроме воздуха, что спит
 Над магической пустыней.
 Здесь ветра нет; но в дрожи лес,
 Волна волне бежит в разрез,
 Как в море у седых Гебрид.
 А! ветра нет, но вдаль бежит
 Туч грозовых строй в тверди странной,
 С утра до ночи, — непрестанно,
 Над сонмом фиалок, что стремят
 Ввысь лики, словно женский взгляд,
 И лилий, что дрожат, сплетясь
 У плит могил в живую вязь,
 Дрожат, — и с куп их, что слеза,
 По каплям, вниз течет роса;
 Дрожат; — чт  о слезы, вниз, меж тем,
 Спадают капли крупных гемм.
 1846
ВАЛЕНТИНА
Фантазия — для той, чей взор огнистый — тайна!
 (При нем нам кажется, что звезды Леды — дым).
 Здесь встретиться дано, как будто бы случайно,
 В огне моих стихов, ей с именем своим.
 Кто всмотрится в слова, тот обретет в них чудо:
 Да, талисман живой! да, дивный амулет!
 Хочу на сердце я его носить! Повсюду
 Ищите же! Стихи таят в себе ответ.
 О, горе, позабыть хоть слог один. Награда
 Тогда потеряна. А между тем дана
 Не тайна Гордия: рубить мечом не надо!
 Нет! С крайней жаждою вникайте в письмена!
 Страница, что теперь твой взор, горящий светом,
 Обходит медленно, уже таит в стихах
 Три слова сладостных, знакомых всем поэтам,
 Поэта имя то, великое в веках!
 И пусть обманчивы всегда все буквы (больно
 Сознаться), ах, пусть лгут, как Мендес Фердинанд, —
 Синоним истины тут звуки!.. Но довольно.
 Вам не понять ее, — гирлянда из гирлянд.
 1847
1
ЮЛАЛЮМ
Скорбь и пепел был цвет небосвода,
 Листья сухи и в форме секир,
 Листья скрючены в форме секир.
 Моего незабвенного года,
 Был октябрь, и был сумрачен мир.
 То был край, где спят Обера воды,
 То был дымно-туманный Уир, —
 Лес, где озера Обера воды,
 Ведьм любимая область — Уир.
 Кипарисов аллеей, как странник,
 Там я шел с Психеей вдвоем,
 Я с душою своей шел вдвоем,
 Мрачной думы измученный странник.
 Реки мыслей катились огнем,
 Словно лава катилась огнем,
 Словно серные реки, что Яник
 Льет у полюса в сне ледяном,
 Что на северном полюсе Яник
 Со стоном льет подо льдом.
 Разговор наш был — скорбь без исхода
 Каждый помысл — как взмахи секир,
 Память срезана взмахом секир:
 Мы не помнили месяца года
 (Ах, меж годами страшного года!),
 Мы забыли, что в сумраке мир,
 Что поблизости Обера воды
 (Хоть когда-то входили в Уир!),
 Что здесь озера Обера воды,
 Лес и область колдуний — Уир!
 Дали делались бледны и серы,
 И заря была явно близка,
 По кадрану созвездий — близка,
 Пар прозрачный вставал, полня сферы,
 Озаряя тропу и луга;
 Вне его полумесяц Ашеры
 Странно поднял двойные рога,
 Полумесяц алмазной Ашеры
 Четко поднял двойные рога.
 Я сказал: «Он нежнее Дианы.
 Он на скорбных эфирных путях.
 Веселится на скорбных путях.
 Он увидел в сердцах наших раны,
 Наши слезы на бледных щеках;
 Он зовет нас в блаженные страны,
 Сквозь созвездие Льва в небесах —
 К миру Леты влечет в небесах.
 Он восходит в блаженные страны
 И нас манит, с любовью в очах,
 Мимо логова Льва, сквозь туманы,
 Манит к свету с любовью в очах».
 Но, поднявши палец, Психея
 Прошептала: «Он странен вдали!
 Я не верю звезде, что вдали!
 О спешим! о бежим! о скорее!
 О бежим, чтоб бежать мы могли!»
 Говорила, дрожа и бледнея,
 Уронив свои крылья в пыли,
 В агонии рыдала, бледнея
 И влача свои крылья в пыли,
 Безнадежно влача их в пыли.
 Я сказал: «Это — только мечтанье!
 Дай идти нам в дрожащем огне,
 Искупаться в кристальном огне.
 Там, в сибиллином этом сияньи,
 Красота и надежда на дне!
 Посмотри! Свет плывет к вышине!
 О, уверуем в это мерцанье
 И ему отдадимся вполне!
 Да, уверуем в это мерцанье,
 И за ним возлетим к вышине,
 Через ночь — к золотой вышине!»
 И Психею, — шепча, — целовал я,
 Успокаивал дрожь ее дум,
 Побеждал недоверие дум,
 И свой путь с ней вдвоем продолжал я.
 Но внезапно, высок и угрюм,
 Саркофаг, и высок и угрюм,
 С эпитафией дверь — увидал я.
 И, невольно, смущен и угрюм,
 «Что за надпись над дверью?» сказал я.
 Мне в ответ: «Юлалюм! Юлалюм!
 То — могила твоей Юлалюм!»
 Стало сердце — скорбь без исхода,
 Каждый помысл — как взмахи секир,
 Память — грозные взмахи секир.
 Я вскричал: «Помню прошлого года
 Эту ночь, этот месяц, весь мир!
 Помню: я же, с тоской без исхода,
 Ношу страшную внес в этот мир
 (Ночь ночей того страшного года!).
 Что за демон привел нас в Уир!
 Так! то — мрачного Обера воды,
 То — всегда туманный Уир!
 Топь и озера Обера воды,
 Лес и область колдуний — Уир!»
 
                            13       
                        
                       
                        - Предыдущая
 - 13/25
 - Следующая
 
                            Перейти на страницу: